— Присаживайтесь, пожалуйста, — девочка лет двенадцати вежливо предложила ей своё место в автобусе. — Благодарю, — с o6лeгчeнием ответила Мария, опускаясь на сиденье. Её ноги в последнее время cuльнo ocлa6лu, вapuko3 давал о себе знать — годы работы на ногах сказывались. Женщина, сидевшая рядом, с гopдocmью взглянула на свою воспитанную дочь и слегка улыбнулась. И тут Мария встретилась с ней взглядом. — Добрый день! — приветливо сказала Мария, пытаясь вспомнить имя. Кажется, это Елена. Но пaцueнmok было так много, что она не решилась назвать её. Женщина мгновенно нaп_pяглacь, глаза её pacшupuлucь от нeoжuдaннocmu, в них мелькнул cmpax. Затем она в3дoxнyла, кивнула и omвepнyлacь к окну. Мария Петровна 6pocuла взгляд на девочку, стоящую рядом с матерью, и внезапно всё стало на свои места. Она вспомнила эту историю в деталях. Мария Петровна, работая akyшepkoй долгие годы, привыкла мысленно делить свои приёмы на приятные и неприятные. Часто вечером она размышляла: был ли день удачным, если больше было лёгких случаев. (продолжение по ССЫЛКЕ в комментариях 👇)

Тогда на приёме Мария была одна, без медсестры. Этот визит был в числе приятных.

— Присаживайтесь, пожалуйста, — девочка лет двенадцати вежливо предложила ей своё место в автобусе.

— Благодарю, — с облегчением ответила Мария, опускаясь на сиденье.

Её ноги в последнее время сильно ослабли, варикоз давал о себе знать — годы работы на ногах сказывались. Женщина, сидевшая рядом, с гордостью взглянула на свою воспитанную дочь и слегка улыбнулась.

И тут Мария встретилась с ней взглядом.

— Добрый день! — приветливо сказала Мария, пытаясь вспомнить имя. Кажется, это Елена. Но пациенток было так много, что она не решилась назвать её.

Женщина мгновенно напряглась, глаза её расширились от неожиданности, в них мелькнул страх. Затем она вздохнула, кивнула и отвернулась к окну.

Мария Петровна бросила взгляд на девочку, стоящую рядом с матерью, и внезапно всё стало на свои места.

Она вспомнила эту историю в деталях.

Мария Петровна, работая акушеркой долгие годы, привыкла мысленно делить свои приёмы на приятные и неприятные. Часто вечером она размышляла: был ли день удачным, если больше было лёгких случаев.

Она трудилась в районной консультации, дежурила в роддоме и посещала фельдшерские пункты в деревнях. Но с недавних пор ситуация с медицинским персоналом ухудшилась — ей приходилось часто заменять других, подрабатывать и работать без помощи медсестёр.

В те годы могучая метла перестройки начисто вымела из глухих и перспективных сёл всех докторов. Скудное оснащение заставляло порой медперсонал обмахивать пациентов платочком и обтирать водой, чтобы снизить температуру. Доходило и до этого.

Опытные и стойкие выдерживали, молодежь разбежалась.

Марию уже хорошо знали, за работу хвалили. Некоторых пациентов она вела много лет.

Тогда на приёме Мария была одна, без медсестры. Этот визит был в числе приятных.

Елена, пациентка, к сожалению, так и не стала матерью. Много лет они лечились с Марией, потом Елена и наблюдалась, и оперировалась в областной клинике, но…

Бесплодие. И тогда был просто очередной визит. Елене перевалило за сорок, и она уже знала — вопрос с рождением ребёнка закрыт.

— Ну что, Леночка, всё прекрасно.

— Прекрасно? Всё шутите, Мария Петровна. Прекрасно, это когда ребёнок получается, а я уже вот так…

Стройная светловолосая красивая Елена всегда вызывала у неё чувство невероятного желания помочь. Марию и мужа её уже хорошо знала, не раз он привозил жену. Оба надеялись. Именно под нажимом Марии обследовался и он.

Но дело было в Елене, проблемы с женским здоровьем были у неё.

Мария заполняла карточку, потом подняла глаза на пациентку:

— С усыновлением так и не решили? — они уже и раньше говорили об этом не раз.

— Не-ет. Ох, Мария Петровна, мы три года этим занимаемся, и всё никак. Сначала мальчика смотрели, но там мать лишена, и не факт, что не вернут ей материнство. Поди разберись в этих законах. Вот так привыкнешь, а его заберут… Потом ещё одного было взяли, и вдруг родственники объявились, сами забрали. Ещё девочка была, но большая уже — 8 лет. Даже не знаю, как объяснить… не наша, в общем. Отказника одного хотели взять, но он умер в роддоме неожиданно. Не везёт нам что-то…

— Да уж. У кого перебор, а у кого… Тут в селе одном пришла ко мне красавица на днях, — что-то вдруг разговорилась тогда Мария, — Прерывание хотела, а у самой 22-я неделя. И ладно бы первый раз. Так ведь… В общем, у неё это шестой ребёнок. Первые два желанные, но с мужем разошлась, пил. Вышла повторно, третьего родила от нового мужа, чтоб общий, значит, был. А потом понеслось… Три раза уж ко мне на прерывание приходит и каждый раз — с опозданием. А ведь видно, что еле тянут пятерых. Концы с концами… Второй-то у неё муж в совхозе работает, а какие там зарплаты… А она даже и не в декрете. Не работала. И вот — на тебе… Детки, правда, все хорошие. Я у неё троих и принимала.

— Вот ведь… Тут бы одного-то…

— Кому что Богом дано, видать, — Мария заполняла карточку.

Елена вздохнула.

— Видно, не заслужили мы перед Богом…

Мария подняла глаза. Наверное, зря она это рассказала. Расстроила Леночку только.

Приём продолжался, пациентки сидели в коридоре — очередь. Мария вышла в регистратуру и вдруг увидела, что Елена сидит в больничном коридоре.

— А вы чего? Ещё куда-то?

— Нет, я… Поговорить бы, Мария Петровна.

— Так пошли.

— Нет. Я подожду, когда вы закончите.

— Так ведь два часа ещё приёма.

— Я подожду.

Мария удивилась, спорить не стала, но после очередной пациентки всё же вышла к Елене опять и позвала в кабинет. Как-то неловко было, что та сидит и ждёт так долго.

— Мария Петровна, а можно я к вам домой лучше приду. Или встретимся вечером. Пожалуйста, — она смотрела так просяще, положив руку на грудь.

— Что случилось-то, Лен?

— Да ничего. В общем, я подойду к вашему дому в шесть. Я ж знаю, где вы живёте.

Мария пожала плечами. Но позже уже начала предполагать, о чём хочет поговорить Елена.

Короткий осенний день уже угасал, когда Мария возвращалась. Солнце ещё сверкало на крышах домов, но улицы забрались в тень. Елена ждала Марию возле её частного дома.

Акушерка не ошиблась в предположениях. Этот рассказ о женщине, о шестом ребёнке… А нельзя ли сделать так, чтобы этот ребёнок стал её?

Елена сложила руки на груди, обещала всё, что только можно обещать — быть век благодарной, любые деньги, молчание и послушание. Только…

Как? — Мария объясняла. Степанова Антонина Васильевна — её пациентка, и она не может способствовать тому, чтобы та отказалась. Как? Нет, это невозможно.

Если даже она откажется, то по закону ребёнка предложат на усыновление тому, кто первый в очереди. Да и добрая она, Тоня-то. Заберёт всего скорей. Разве акушер имеет право уговаривать мать оставить ребёнка?

Елена ушла в слезах, а Мария думала о том, что этот сегодняшний визит Елены можно переложить в мысленную корзину визитов неприятных. И ведь ничего она противозаконного и противосовестливого не сделала, а осталось какое-то чувство вины.

Так жаль женщину… так жаль.

У Марии было двое детей и трое внуков. И это ли не счастье! Хоть и переживала она всё время, что мало помогает дочке и снохе с внуками из-за такой вот работы, но эти минуты семейного счастья не променять было ни на что.

Этот вопрос о рождении или нерождении ребёнка Мария обдумывала всю жизнь. Государственные законы по искусственному прерыванию менялись, но в целом, оставалось всё также. Как прерывали, так и продолжали прерывать. В областной клинике порой делали до сорока прерываний в день.

И казалось в этом многочисленном отказе от рождения так странно не иметь возможности ребёнка заиметь. Но масса женщин лечились и от бесплодия.

Занималась абортами и Мария. Так она это не любила, но специальность такова. Чаще она ассистировала врачам, но и сама делала. Жизнь заставила. Одно время делали они аборты прямо в сельских пунктах. Всё было. Один раз ошиблись в сроках, ребёнок, девочка, зашевелилась, задышала…

Нет, лучше и не вспоминать такие вот моменты практики… лучше не вспоминать. Но сегодняшний разговор с Еленой что-то всколыхнул, заставил опять рассуждать о ценности жизни человеческой.

Мария плохо спала и наутро с больной головой отправилась в сельский фельдшерский пункт. Именно в тот, где поставила на учёт Степанову.

Антонина на приём пришла с двумя младшими. Пришла уже под самый конец отпущенного на приём времени.

За дверью возня, ребёнок стучит ладошками по двери кабинета. Антонина зашла с ребёнком на руках.

— Орет, Мария Петровна, не отпускает. Пусть со мной пока, — она усадила его на колени и сказала, обращаясь к нему, — Нет матери от вас никакого покоя, в больницу не сходишь, ироды.

— Как самочувствие?

— Просить вас пришла, доктор, ох просить! Ну, может, сделаем всё же что-то, а? Ну, ведь нет больше сил. Ну куда нам шестого-то? Ну, пожалуйста!

— Тоня! — Мария посмотрела строго из-под очков, — Я спросила, как вы себя чувствуете? Прерывать поздно, говорила же я.

— Да, нормально чувствую. Я ж всех хорошо хожу, знаете же. И сейчас всё хорошо. Никуда его не денешь, — она потрогала живот, — Я уж и бочку с водой в огороде передвигала, и ничего…

— Вы что! — Мария аж задохнулась от возмущения, — Скинуть пытаетесь?

— Так ведь… — Антонина заревела, — Лучше б вы. Лучше б в больнице… А вы не хотите. И муж ведь не хочет ребёнка-то.

В кабинет тихонько зашла девочка лет четырёх, подошла к матери и прижалась к её руке щекой.

Мария остыла. Так хотелось дать подзатыльник этой горе-беременной мамаше. Но вид этой сцены её задобрил.

— Тонь, коль случится что страшное, кто их-то растить будет? Не рискуй, пожалуйста, — как-то по-матерински перешла на «ты», — Ты даже не представляешь, чем рискуешь.

— Да я нет, — сопела пациентка, — Я один только раз, чего я не понимаю, что ли.

Осмотр прошёл суетно. Дети цеплялись за маму, приходилось их отвлекать.

— Там нет что ли никого больше в коридоре?

— Не-ет, я последняя. Пока собрались с этой оравой, пока доехали, — Тоня застегивала кофту.

Дети, наконец, отвлеклись — разглядывали напольные весы, старшая катала гирьки туда-сюда, младший наблюдал за процессом.

Мария писала, заполняла карточку, считала дни.

— Ты ж даже и не работала. Обидно. Хоть бы из декрета в декрет.

— Ничего у нас нет. И не платят сейчас ничего. Только обещаниями кормят. Вот вы говорите про питание моё, а мне детей порой кормить нечем. Я уж в сельсовете все пороги обила, многодетные ж. А, — Тоня махнула рукой, — Копейки получаем. Никто нам не помогает вообще. Хорошо хоть в саду их кормят.

Мария подняла глаза на Антонину… Замерла в крутнувшихся мыслях и опять наклонилась к бумагам.

Эти записи она так и не отвезла ещё в район. И то, что хочет она сейчас сказать — нарушение врачебной этики.

Но как бы было хорошо всем от такого вот расклада. Ребёнок получил бы любящих заботливых родителей, Елена — счастье материнства, Тоня — деньги и избавление от ещё одного уже лишнего рта.

Это же можно сделать официально: отказ — усыновление. И шанс был. Но всё было не так просто. Очередь на усыновление могла не дать Елене взять малыша, а Антонина всё равно не получила бы ничего при отказе.

— Тонь, слушай. А ты не думала об отказе от ребёнка?

Тоня посмотрела на Марию так, как будто та задала наиглупейший вопрос.

— Хм, а! Как не думала? Думала. Я ж не при вас Витьку рожала. Я ж отказную на него писала, а они взяли и принесли мне его и на ночь оставили. А он — да-авай орать! Кормить начала, а потом подумала-подумала, да и забрала. Чего уж…, — а потом она завыла, — Ой, Мария Петровна, знали б вы, какая у меня жизнь, если б знали…

Дети испугались, младший заплакал. Антонина подхватила его на руки и продолжила рыдать.

— Да ладно, Тонь, не плачь. Слушай, чего скажу.

Антонина шмыгнула носом, утерлась рукой и прислушалась, раскачивая на руках мальчонку.

— Вот что. Есть у меня женщина знакомая. Давай приедет она к тебе, может, договоритесь о чём. А я помогу, чем смогу, конечно. Ребёнка она очень хочет, а сама не родит. Очень порядочная, это гарантирую. И муж тоже у неё добрый такой. Может, сможете обойти бюрократические рамки, ты — отказную напишешь, а она — усыновит, да ещё и заплатит. Есть риск, конечно, что кому-то другому ребёнка отдадут, но попробовать можно.

«Господи, да что ж я делаю» — пронеслось в голове у Марии, и она отёрла испарину со лба. Ведь мать! Там где пятеро и шестой вырастет.

Но эта мать таскала в огороде бочки, чтоб убить дитя и недокармливала родившихся. Так может и лучше…

— Правда? — Антонина наморщила лоб, — А не знаете, сколько заплатит-то?

— Вот чего не знаю, того не знаю, но я адрес ей дам, она и подъедет. Хорошо?

— Давайте, чего б не переговорить-то? Тем более, если хорошая, говорите.

Мария позвонила на домашний Елене, попросила подойти в консультацию. Елена примчалась на следующий день ещё до начала приёма. Договорились, что съездят они с мужем и разведают ситуацию сами. Мария дала адрес. От райцентра чуть меньше часа езды.

Воодушевлённая Елена появилась через пару дней с коробкой конфет.

— Мария Петровна, мы договорились. И врача нашли в областной, Караваева, знаете же, и она вас знает, — шептала Елена, — А вы бы поассистировали, у вас такой опыт.

— Это хорошо, но Тоня легко рожает, можно было бы и у нас роды принять. Может, здесь с опекой полегче было бы, чем в областной. Надо бы сразу вопрос решить, может, и приплатить там кому, — шепнула Мария, — Ну, чтоб именно вам отдали на усыновление.

— Какое усыновление? Вы что? — Елена удивилась, — Просто я тоже лягу в больницу, и ребёнка будто я родила. Я и с работы уволюсь даже для этого, ну, чтоб никаких там декретов. А Тоня, Караваева сказала, и пусть на учёте. Но типа умер ребёнок. И Тоня согласна.

Мария хлопала глазами.

— Лен, ну это уж через край. Вы поймите, любой анализ крови покажет, что ребёнок не ваш с мужем. Мало ли…

— Никакого «мало ли» не будет, — Елена перебила, — Всё будет хорошо. Ну, Мария Петровна, пожалуйста. Мы ведь не просто так. Мы заплатим вам очень приличную сумму, не обидим. Неужели не нужны вам деньги? И ребёнок с нами будет счастлив. Вы хоть видели, как они живут?

Мария не видела, но и участвовать в таком незаконном деле не было никакого желания. Тем более, что есть возможность всё сделать законным путём: отказ — усыновление. Стоит «подмазать» кое-кого в органах опеки, решить вопрос заранее и всё.

Но Елена и слышать о таком не хотела. Она хотела «родить» сама. Она столько раз сталкивалась с обстоятельствами, мешающими усыновить, что уже не верила ничему. Только обманным путём и можно завести ребёнка — она была убеждена.

Сначала определённого ответа Мария не дала, переспала с этим ночь. А на следующий день сама набрала Елену. По телефону не очень-то на эту тему поговоришь:

— Здравствуйте, Елена. Я по поводу вчерашнего нашего разговора. Я б отказаться хотела от участия.

Елена что-то пыталась говорить, но Мария положила трубку. Нет, так не пойдёт. Одно дело заплатить органам, чтоб усыновить конкретного ребёнка, тем более что давно этим вопросом занимаются, и совсем другое — такой обман.

И зачем? Дитё всё равно по закону только их будет. Зачем?

Но, видимо, Елене это было крайне важно. Она прибежала к концу приёма Марии Петровны.

— Мария Петровна, как же так? Вы же сами это всё и придумали, и предложили? Вы сами начали всю эту организацию.

— Елена, я предлагала другое — усыновить нежеланного ребёнка моей пациентки, которая хотела и до сих пор хочет от него избавиться. Вот и всё. Но играть в ваши «роды» я не предлагала.

— Мария Петровна, что плохого мы делаем? Вы же знаете, как страдаем мы с мужем, сколько перепробовали, и где только я не лечилась. А сейчас я всего лишь хочу осчастливить маленького человечка, сделать его родным. И что плохого, если я куплю это счастье за деньги? Отдам деньги несчастной женщине. Испытаю счастье родов, счастье настоящего материнства…

И как Мария ни пыталась переубедить Елену, как ни отговаривала, та стояла на своём: пусть я заплачу больше, но куплю себе «настоящего», а не усыновлённого ребёнка.

В этот день разговор не закончился. Вскоре Елена пришла опять и опять уговаривала. А когда поняла, что Мария не согласна, заявила:

— Ну, раз так. Мы решим эту проблему без вас, — уже официальным тоном произнесла Елена, — Можем ли мы надеяться на вашу порядочность, на то, что об этом никто не узнает и палок в колёса нам никто не поставит?

— Конечно, можете, Елена! Я ничего предпринимать не собираюсь. Но и участвовать…

Елена достала конверт.

— Вот возьмите, это — вам.

— Ну что вы, — Мария не хотела ничего брать, — За что же? Я же отказалась.

— Это за молчание.

— Заберите, пожалуйста. Я клянусь вам, что эту историю я забыла.

Елена деньги забрала и ушла обиженная. А Мария и правда эту историю просто забыла.

Карточку пациентки Степановой Тони из фельдшерского пункта забрали, и теперь она наблюдалась у других врачей. Карточку Елены забрала она сама из регистратуры и больше не появлялась в их женской консультации.

И да, Мария вскоре услышала разговоры в селе, куда она по-прежнему ездила работать, что Тоня родила мёртвую девочку и вернулась домой без ребёнка.

А ещё заметила Мария, что обходит Тоня её стороной, если случайно где-то повстречается.

И вот теперь в этом автобусе они встретились.

Да, точно, по возрасту девочки можно догадаться — это та самая дочка Тони. Милая, похоже, любимая в семье и хорошо воспитанная. Прилежная, вежливая.

Скорее всего, она даже не подозревает, что была рождена не той женщиной, которую считает матерью. Но, может, это и к лучшему? Кто знает, какова бы была её жизнь, если бы она знала правду.

«Что ж, всё сложилось, как сложилось,» — размышляла Мария, — «Главное, что всё завершилось благополучно, даже если это прошло без моего участия. Но почему же она смотрит на меня с таким настороженным и враждебным выражением?»

Всё-таки, как хорошо, что Мария не была вовлечена в эту историю до конца.

Пора было выходить. Мария поднялась, заметила, как Елена выпрямилась и украдкой бросила на неё взгляд. Мария почувствовала это напряжение, а в глазах Елены явно читался страх.

Девочка, конечно, не знала правды о своём происхождении.

Мария направилась к задней двери автобуса, решив не проходить мимо них, чтобы не усугублять и без того тревожное состояние Елены. Пока она стояла, ожидая остановки, до неё донёсся голос девочки:

— Мам, что с тобой? Ты себя плохо чувствуешь?

Мария обернулась.

— Нет-нет, всё в порядке, дорогая. Просто немного укачало, — ответила Елена и украдкой посмотрела на Марию.

Их взгляды снова пересеклись, но Елена поспешно отвернулась, не успев заметить дружелюбную улыбку, которую Мария попыталась ей подарить.

Почему-то сейчас Марии стало очень жаль Елену.

Ложь всегда оборачивается бедой для того, кто её носит. Она изматывает душу…

Поделитесь своим мнением об этой сложной истории, пожалуйста. Права ли Мария?

Rate article

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!: